Уэсуги Кенсин: а был ли мальчик?

[master-of-ma-monogram]

Потому как некоторые всерьез полагают, что была девочка.

Подобное предположение бытует вокруг фигуры Кенсина на правах то ли гипотезы, то ли былички. Вне зависимости от того, верим мы в подобное или нет, само по себе наличие такого "фанона" вокруг фигуры Уэсуги делает понятным те превращения, которые претерпевает его образ в популярной культуре. Пользователь Mab создала пост, в котором постаралась собрать все факты, которые послужили основанием данной гипотезы. Сама Mab оговаривается, что, вне зависимости от того, насколько верны подобные предположения, она считала и будет считать Уэсуги выдающимся человеком своей эпохи. И я ее горячо в этом поддерживаю: в конце концов, мы любим Кенсина не только за это.

Пересказываю ее текст с некоторым сокращением. Неизвестные мне имена и названия оставлены на английском либо японском.
Оригинал поста: www.hello-online.org/index.php?/blog/875/entry-...

Как известно, Уэсуги не был женат и не имел детей (двое его наследников были приемными сыновьями). Однако сам по себе этот факт еще ни о чем не говорит – тот же Хидэёси тоже не отличался плодовитостью. Тем не менее, слухи о том, что с Уэсуги что-то было не так, что он был асексуален, гомосексуален и пр. как-то дожили аж до наших дней и породили в популярной культуре множество женских воплощений Кенсина. Что более интересно, по данным опроса среди японских студентов от 40% до 80% из них уверены если и не в том, что Кенсин и вправду был женщиной, то в том, что его пол является вопросом дискуссии.

Автор поста своим источником называет современного историка и писателя Ягири Томэо, в публикациях которого собраны факты, служащие основанием для данной теории. Она оговаривается, что далеко не все его идеи признаются академическими кругами. Тем не менее собранное им кажется ей достаточно интересным, чтобы поделиться с читателями.

Оставив в стороне многочисленные поэтические сказания времени позднего Сэнгогу и Эдо, которые именуют Кенсина «более, чем мужем», обратимся к источнику, наиболее близкому к описываемым событиям – Toudaiki (当代记 ) , авторства Мацудайра Тадааки. Многие считают его одним из наиболее авторитетных источников по периоду Сэнгоку. Toudaiki был составлен в начале эпохи Эдо и служит первоисточником для многих исторических деталей. Для нас особенно интересно, что там есть строки, посвященные обстоятельствам смерти Уэсуги:

Цитата: 此の春越後景虎卒去（年四十九）大虫と云々

Обратите внимание на термин 大虫. В контексте тогдашних медицинских терминов он обозначал одну конкретную хворь, а именно – женские маточные кровотечения. Мацудайра был человеком, сведущим в медицине, и книга его точна в изложении фактов – словом, у нас нет оснований подозревать его в небрежности употребления термина. Почему же он воспользовался именно им? В любом случае, применительно к мужчине это звучит крайне странно.
Что интересно, другие источники, говоря о смерти Уэсуги, сходятся в описании сопровождавших ее обильных кровотечений - симптоматика, более всего напоминающая клиническую картину рака матки или схожих гинекологических заболеваний. В большинстве же источников причина смерти Уэсуги не указана вовсе: Дракон из Этиго умер, и это все.

Смотрим далее. Во многих источниках – в архивах семьи Ходзё, в MHNE, в Koyo Gunkan и многих других – содержатся сведения, что Уэсуги страдал желудочными болями. Примечательно в них то, что они обострялись примерно 10-го числа каждого месяца. Боли становились такими сильными, что Уэсуги не мог ездить верхом.
К примеру, в Мацудайраки (Matsudiaraki) и в хрониках самих Ходзё зафиксирован факт, относящийся ко времени кампании Уэсуги против Ходзё, той самой, что привела к осаде Одавары: уже почти разбив противника, Кенсин был вынужден оставить поле битвы из-за случившегося приступа желудочных спазмов. Произошло это 11 июня.

Интересно, что время смерти Кенсина тоже приходится на эти критические даты – большинство историков полагают, что она произошла между 9 и 11 марта.

И что это нам напоминает?

Внешность. Романтизированный облик Уэсуги в виде свирепого воина с густыми бровями и усами – заслуга эпохи Эдо. Ранние портреты рисуют нам Уэсуги сравнительно молодым, несколько женственным человеком с чисто выбритым лицом. На портретах даймё их облик часто подвергался определенной стилизации – Синген любил окружать себя красным лотосовым пламенем, Ода несколько демонизировал себя и т.д. Что касается Кенсина, портреты часто изображают его в виде бога Бисямонтена, стоящего на облаках. Несколько старейших портретов сохранилось до наших дней в Ренсёндзи (Rensenji), где их можно увидеть.
Само по себе использование образа Бисямонтена для подобных целей не является необычным; но интересно, что у ног бога помещается пурпурная чаша. Символизм этого предмета древен: еще в Kourou Monogatari говорится, что бутыль символизирует мужчину, а чаша – женщину.
В храме, посвященном Бисямонтену – хорошо, формально Кукури-химэ – в Кацугаяме, родном замке Кенсина, Бисямонтен почему-то предстает в облике женщины. Вместо могучего воина, каким его изображают обычно, мы видим импозантную даму со свитком. Я сама, пишет автор поста, побывала там однажды, и тамошний настоятель рассказал мне, что статуя здесь со времен Кенсина, но он понятия не имеет, почему бог изображен женщиной. Здесь стоит заметить, что в храмах Бисямонтен часто изображался в виде пары божеств – мужского и женского. Но только храм в Этиго имеет одну, причем женскую, статую. Можем ли мы сделать какие-то выводы из подобных предпочтений?

Ладно, скажете вы, - пишет далее автор поста. – А как насчет современных технологий? ДНК-тест останков, как ранее делали с Масамунэ [что, действительно?!! – М_А] – и все станет ясно! Но не мы первые до этого додумались. Местонахождение останков Кенсина хранилось членами клана в строгой тайне – насколько, что они не открыли его даже по требованию самого сёгуна. Что интересно, когда клан Уэсуги был вынужден переселяться на новые земли, они неизменно перевозили с собой останки Кенсина – и только его одного. Учитывая, с каким трепетом относятся японцы к могилам предков, нужны серьезные причины, чтобы столь непочтительно тревожить погребение. Теперь представим, что Уэсуги был женщиной, и по останкам это можно было определить. Во времена Токугавы легитимной считалась власть, передаваемая по мужской линии: если бы обнаружилось, что во главе клана Уэсуги некогда стояла женщина, это могло бы привести к далеко идущим последствиям – вплоть до расформирования клана и конфискации земель.

Теперь, пишет автор поста, взглянем на некоторые, может быть, даже анекдотические подробности из жизни Кенсина, чтобы представить, каким он был в реальности.

Прежде всего, в большинстве источников его внешность описывается эпитетом «прекрасный». Я, пишет Mab, не знаю, как передать точное значение слова, используемого в оригинале. Это что-то умопомрачительно великолепное (drop-dead gorgeous), обычно это прилагательное применяется к облику богинь. Будь я мужчиной, пишет Mab, не хотела бы я, чтобы обо мне так говорили. Но Кенсин, видимо, не видел здесь ничего предосудительного.

Отзывы о его росте и фигуре противоречивы. Одни описывают его, как стройного и статного, другие – как довольно смешного коротышку. Большинство, пожалуй, на стороне первого утверждения. Основываясь на семейных записях и на анализе сохранившегося доспеха, полагают, что рост Кенсина – примерно 158 см. Для мужчины показатели средние, а вот для женщины, особенно той эпохи, это был бы весьма высокий рост.

Его литературные пристрастия весьма примечательны: кроме того, что он любил поэзию, Кенсин обожал любовные романы – причем самого тривиального свойства. Он был горячим поклонником «Повести о Гэндзи» и тому подобных любовных историй. И это во время, когда уважающие себя даймё почитали их исключительно женской литературой, которую воину и читать-то стыдно.
Возможно, как раз из-за подобных пристрастий в чтении, собственный стиль выражения Кенсина тоже выглядит несколько женским. Проще показать на примере: там, где Такэда высоким штилем перечисляет, какие трофеи и жертвы он принесет божеству в случае победы, Кенсин просто пишет: нам очень нужна победа, поэтому, пожалуйста, сделай так, чтобы мы победили. Его рациональные обоснования в лучшем случае нестандартны, в худшем - просто подменены эмоциями.

Что еще? Кенсин славился способностью выпить. На самом, деле, не так: Кенсин просто твердо знал, где остановиться. Он никогда не пил больше трех чаш. Но вот для женщины это и впрямь была бы изрядная доза.

Когда Кенсин прибыл в Киото, ни одна из придворных дам или служащих дворца не обратила на него своего благосклонного внимания. Казалось бы, прибытие такого прославленного, да и вроде бы красивого, мужчины – даже если вокруг него и ходили слухи, что он равнодушен к женщинам – должно было как-то взбудоражить женскую половину. Но нет, ничего. Складывается впечатление, что дамы при дворе просто проигнорировали его приезд.

Тем не менее с женщинами Кенсин дружил много и охотно. Например, он был близким другом сестры и матери тогдашнего сёгуна. Причем настолько, что имел свободный доступ на женскую половину его дома - что уже само по себе крайне необычно.

Вот, в принципе, и все, заключает Mab. Какие выводы мы можем сделать? В принципе, никаких. На каждый аргумент можно найти контраргумент, и вопрос по-прежнему остается открытым.

"Но только вообразите, что Бог войны и в самом деле был женщиной. Представьте, какой отважной она была, если решилась, пробиваясь сквозь мрак и хаос той эпохи, защищать то, что считала правильным! Почему она не вышла замуж, как все? Не хотела терять контроля над Этиго, не видя другого, кто смог бы достойно защищать клан Уэсуги от таких, как Ходзё, Такэда, или Могами? Или виной тому было разбитое в юности сердце? Или кто-то сопровождал ее – но в силу обстоятельств, эта связь не могла быть открыта? Если и впрямь Этиго защищала женщина, ее ближайшие соратники должны были знать об этом. Наверно, кто-то – как Усами или Наоэ – был бы восхищен ее решимостью: в атмосфере той мрачной эпохи она была живительным глотком благородства и идеализма. Кто-то, напротив, счел бы подчинение женщине ниже своего достоинства: не потому ли в Этиго чаще, чем в других провинциях, вспыхивали мятежи? ...Кто еще мог знать об этом? Другие даймё? Возможно. Волновало ли их это? Нет, думаю, им было все равно. Возможно, это была одна из тех вещей, которая всем известна, но в обществе о ней не принято говорить? Знал ли Такэда? Случайно ли он приурочил четвертую Каванакадзиму к 10 сентября? Не потому ли он так уважал Кенсина, что знал о нем что-то, чего не знаем мы? Знал ли Нобунага? Ходзё Удзиясу? Токугава? После Сэкигахары Токугава подтвердил все права клана Уэсуги, ни словом не обмолвившись о возможной нелегитимности правления Кенсина. Но, может быть, им двигало уважение к старым врагам с севера?

Так кем, в конце концов, был Уэсуги Кенсин? Наверное, всей правды мы никогда не узнаем. Но если вы узнали что-то новое для себя, или еще раз задумались над чем-то – я буду считать, что не зря писала этот пост."

дубль записи без замка