А это я - вместе с музой моею. Я без музы ни хрена не умею.
Цунаёси был, кажется, первым сёгуном, кто испортил монету в государственных масштабах. Впоследствии ему это поминали куда чаще собачек. Как ни крути, Цунаёси не был идиотом - кто бы что ни говорил на сей счет - и отдавал себе отчет в возможных последствиях. Тогда почему он пошел на это?
У облюбованной мною Bodart-Bailey разбор проблемы вылился в довольно интересное исследование о финансовой практике Японии эпохи Эдо. Как формировался бюджет бакуфу? Как он тратился? Какова была денежная масса в Японии эпохи Гэнроку, и как она была обеспечена товарами? Откуда брался металл? Кому было дозволено чеканить монету? Эти и другие интересности - в 13-й главе ее монографии о Цунаёси.
В предыдущем посте по ее материалу я делала что-то вроде конспекта, сейчас выкладываю просто перевод. Прошу извинить за возможные корявости. Также я оставила в скобках оригинальные названия, когда не была уверена в правильности транскрипции.
Beatrice M. Bodart-Bailey. The Dog Shogun. The Personality and Policies of Tokugawa Tsunayoshi. - Ch.13 Finansial matters. - 1
ФИНАНСОВЫЕ ОСНОВЫ БАКУФУ
Первый сёгун, Иэясу, скопил значительные богатства, которые стали финансовым основанием бакуфу. Конфисковав земли побежденных противников, Иэясу создал из них т. н. тенрё (tenryô ), или тёкацурё (chokkatsuryô ) - земельные территории, находящиеся под непосредственным контролем и управлением бакуфу. После битвы при Осаке (1615) эти земли приносили примерно 2,300,000 коку, обеспечивая, таким образом, администрацию стабильным доходом.
Еще одним источником доходов Иэясу было участие в торговле, как внутренней, так и зарубежной. Но крупнейшим источником его богатства считаются золотые и серебряные рудники. Некоторые ученые утверждают, что система бакуфу вообще не могла бы функционировать без богатств, полученных из шахт в первой половине семнадцатого столетия.
Горное дело упоминается в японских источниках еще с седьмого века, но только к середине шестнадцатого столетия были созданы методы, позволившие адекватно разрабатывать полезные ископаемые. С конца периода Асикага стало очевидно, что право собственности на шахты было важным фактором в определении политического господства. В 1589 г. (Тэнсё 17), через год после чеканки большой золотой монеты "Тэнсё Обан", Тоетоми Хидэёси начал конфисковывать рудники и объявил их "тенка-но яма" - правительственной собственностью. Оправданием служило то, что, принимая на себя ответственность за денежно-кредитную систему, центральное правительство нуждается в металле для чеканки монеты.
Утвердив свое господство над политическим наследием Хидэёси, Тоетоми Иэясу также объявил все рудники страны своим владением. Кроме того, Иэясу посчастливилось найти талантливого администратора в лице Окубо Нагаясу (1545–1613), который путем введения западных методов амальгамирования и новых методов управления значительно увеличил объемы производства. Таким образом, обильные месторождения золота и серебра в Садо и столь же богатые серебряные рудники в Ивами и Идзу перешли под контроль Иэясу и надзор Нагаясу в 1601 г. (Кэйтё 6). Под эффективным управлением последнего рудники только в Садо вырабатывали не менее 60 млн. кан серебра в год за первые 12 лет XVII в., а наибольшая годовая добыча составила 100 млн. кан в 1602 г. (Кэйтё 7).
Во второй половине 17 века иностранным визитерам, таким, как голландцы, было предписано обязательное посещение самых знаменитых храмов Киото, в том числе храма Большого Будды в Хокодзи, извечного соперника храма в Нара, чтобы они увидели богатство и культуру Японии. Во времена Иэясу, однако, предметом гордости страны были шахты. Когда вице-архиепископ (vice provincial) иезуитов, Франциско Пасио (Francisco Pasio), вместе со спутниками посетил Иэясу в 1607 г., тот настоятельно приглашал их осмотреть на пути в Эдо рудники в Изу. Когда в 1609 г. иезуит Жоао Родригес (João Rodrigues) посетил Суругу, он записал, что казначей Иэясу только что окончил подсчет хранящихся там слитков, и что только одного серебра там до 83 млн таэлей и его количество все возрастает. Поскольку в то время еще не сложилось единой и последовательной терминологии и валютного курса, трудно определить, чему это равнялось. Если считать таэль равным 10 моммэ, при 60 моммэ в 1 рё, это составит около 14 млн. рё. Обеспечение Японии драгоценными металлами, по впечатлениям иностранцев, было экстраординарным. Испанский купец Бернардино де Авила Гирон (Bernardino de Avila Girón), который жил в Японии в начале семнадцатого века, писал: "Там повсюду рудники с металлом очень высокого качества, золотая руда настолько богата, что они получают десять таэлей золота на каждую лопату. Также есть много меди и железа, которые извлекаются очень легко".
После своей смерти в 1919 г. Иэясу не оставил потомкам полного реестра своего состояния. Сопоставляя данные разных источников, ученые считают, что наследство Иэясу составляло около 2 млн. рё, не считая ценных вещей и товаров. И это только то, что хранилось в Суруге. Его приемник Хидэтада сначала вознамерился разделить эти деньги между тремя родственными кланами (Three Related Houses), считая, что у него есть достаточный финансовый резерв в Эдо. Только после предостережения Хонды Масадзуми было решено раздать по 300.000 рё даймё Овари и Кии и 150.000 рё дайме Мито. Остальное осталось в Суруге в резерве. Учитывая слова Хидэтады о том, что ему не нужны деньги из Суруги, Цудзи Тацуя считает, что в Эдо хранилось около 4 млн. рё, а общая сумм наследства Иэясу составляла около 6 млн. рё. Однако нет никаких причин считать, что средства, хранящиеся в Суруге, не были только малой частью суммы, хранившейся в Эдо.
ЭКСТРАВАГАНТНОСТЬ ТРЕТЬЕГО СЁГУНА И ФИНАНСОВЫЕ ТРАТЫ
По подсчетам исследователей, по смерти Хидэтады в 1632 г. его наследство составило примерно 3,5 млн. рё. Третий сёгун, Иэмицу, похоже, не считал себя стесненным в средствах - после смерти отца он раздал 600.000 рё из его наследия, одарив около 6 тыс. человек. Выплаченные суммы колебались от 2.000 золотом и 10.000 серебром для Тофукумон-ин, дочери Хидэтады, отданной в супруги императору Гомидзино-о, до мелких подарков личным слугам, носившим сандалии покойному сёгуну.
За двадцатилетнее правление Иэмицу государственные расходы достигли пика. Не сохранилось полных записей правительственных расходов, но щедрые траты третьего сёгуна отражены во многих документах. Самым известным из его проектов стало восстановление храма Тёсёгу (Tôshôgû ) в Никко, где в 1617 г. был захоронен первый сёгун; Иэмицу превратил его в богато украшенный мавзолей, которым восхищаются и сегодня. Куда менее широко известно, что бакуфу дополнительно возвело по стране примерно 13 малых храмов Тёсёгу. Наиболее роскошным был Тёсёгу второй крепостной стены Эдосского замка, строительство которого было начато в 1636 г. (Каней 13). В 1640 г. (Каней 17) Иэмицу также начал расширять изначальный Тёсёгу в Куносане, в Суруге. Наконец, в 1650 г. (Кеян 3), за год до смерти, Иэмицу отдал приказ о возведении Тёсёгу в Тоёйдзан Канейдзи (Tôeizan Kaneiji) в Уэно. Сверх того, он завещал похоронить себя в Никко, обременив, таким образом, бакуфу расходами на новое строительство.
Стоимость строительства так называемого Каней Тёсёгу (Kanei Toshogu) в Никко составила в то время более 578.000 рё. И это были первые траты на то, что в будущем создавало постоянный отток финансов из бюджета бакуфу. Роскошные строения, украшенные дорогостоящим резным деревом, лаком и росписями, требовали постоянного технического обслуживания и частого ремонта. Пожары, землетрясения и даже крысы брали свое. Ко времени правления Цунаёси поминальный комплекс простоял уже 50 лет и требовал капитального обновления. Свыше 62% всех государственных расходов на храмовый ремонт в годы Гэнроку 1-9 (1688-1696 гг.) шло на комплекс Тёсёгу в Никко. С учетом расходов на содержание и ремонт Тёсёгу в Куно, расходы составляли 65%. В 1685 г. (Дзёкюё 2) дополнительные средства были выделены в связи с пожаром, от которого пострадал мавзолей и прилегающие кварталы.
Материал, собранный исследователем Оно Мидзуо (Ôno Mizuo), показывает, что правительство Гэнроку было обременено чрезвычайно напряженным ремонтным графиком в храмовых и иных зданиях за пределами Эдо. Помимо Никко, в поновлении нуждались как замки в Синпу (Sunpu), Нидзё и Осаке, так и обширные храмовые комплексы в Ацута и Исэ. В первой половине 17 века, когда финансовое положение бакуфу оставалось стабильным, ремонтные траты еще не имели негативных последствий. Ко времени правления пятого сёгуна, однако, они стали основной расходной статьей правительства. Анализируя показатели за 1686 г. (Дзёкюё 3), Оно рассчитал, что строительные затраты составили 31,87% от бюджета. Цунаёси традиционно критиковали за большие траты на культовые здания, забывая при этом, что традиция обязывала его поддерживать наследие предшественников.
Бум религиозного строительства обязал последующих сёгунов содержать массу обслуживающего храмы духовенства, а также регулярно участвовать в богослужебных церемониях. Иэмицу совершил одиннадцать официальных паломничеств в Тёсёгу в Никко. Ко времени пятого сёгуна стоимость одного такого паломничества составляла 100.000 рё. Цунаёси выразил желание посетить Никко где-то два года спустя после начала правления, однако, учитывая плохие урожаи текущих лет, был вынужден отложить паломничество. Тринадцать лет спустя у правительства по-прежнему не было на это денег. Сёгун посетил мавзолей в сопровождении старшего брата весной 1663 г. (Канбун, 3), но так и не смог почтить главную святыню токугавского клана официальным торжественным визитом. Однако в Никко постоянно сменялись официальные представители сёгуна, и их содержание тоже требовало денег.
Еще одним опустошительным для бюджета предприятием стала знаменитая двухмесячная поездка Иэмицу в Киото и Осаку в 1634 г. (Каней 11), в сопровождении процессии из 307.000 человек. Это было последнее и самое дорогостоящее посещение сёгуном столицы (в двух предыдущих Иэмицу сопровождал отца, второго сёгуна Хидэтаду). Записей расходов не сохранилось, но уже один факт, что жителям Киото и Эдо Иэмицу роздал 10.000 кан серебром, показывает, что сёгун не стеснялся в расходах. Подарки также раздавались в Сакаи и Осаке. Содержание императорскому двору было увеличено втрое, и даже мелким кугё было гарантировано увеличение дохода. Некоторые историки полагают, что три путешествия Иэмицу стоили по миллиону рё каждое; это при том, что впоследствии подавление восстания в Симабара обошлось казне в 400.000 рё.
Также бакуфу проявляло отеческую щедрость в отношении фудай-даймё и непосредственных вассалов. За 1635 г. (Каней 12) им ушло 508.700 рё, хотя в то же самое время правительство призывало их к бережливости.
Про Иэмицу говорят, что тот был неспособен к "простой арифметике" и не имел никакого понятия о стоимости денег, говоря, согласно одному анекдоту, что нехорошо им "пылиться в сундуках". Некоторое легкомыслие, которое он проявлял в финансовых вопросах, проявляется также в бюрократической системе, созданной под его администрацией. Я, однако, думаю, что соглашаться с такой точкой зрения - значит недооценивать политическую дальновидность Иэмицу.
После смерти Хидетады в 1632 г. (Каней 9) сёгунат вступил в новую политическую фазу. До того правление Токугава опиралось на принцип двойного авторитета. Всего через два года после того, как Иэясу стал сёгуном, он сложил с себя полномочия и официально передал титул своему сыну Хидэтаде, образовав, таким образом, систему двойного контроля. Хидетэда тоже передал титул старшему сыну на ранних годах правления, поддержав традицию. После смерти Хидэтады в первый раз этот порядок был нарушен, поскольку у Иэмицу ко времени занятия должности сёгуна еще не было детей. Неурожаи начала 1630-х гг., вызванные стихийными бедствиями, повлекли декадой позднее голод, известный как Голод эпохи Каней, создавший нестабильность во всех слоях общества. Тогда действия Иэмицу, в подобных условиях попытавшегося "трансфигурировать", если воспользоваться термином Германа Умcа (Herman Ooms), свои богатства в авторитет власти, приобретают политический смысл. Подобно своему младшему современнику - французскому Королю-Солнцу Людовику XIV - Иэмицу использовал имевшиеся в его распоряжении средства для демонстрации своей мощи и превосходства. Шествуя из Эдо в Киото со свитой, численность которой трижды превосходила число воинов всех армий, участвовавших в битве при Секигахара, и щедро одаряя участников процессии, Иэмицу не оставлял ни в ком сомнений, какие силы способно собрать бакуфу в случае необходимости. Широкомасштабное храмовое строительство и пышные религиозные церемонии в честь основателя династии служили тем же целям.
В отсутствие детального бухгалтерского учета и финансовых прогнозов Иэмицу, скорее всего, полагал, что бюджет способен выдержать такие траты. В конце концов, добыча японских шахт в начале семнадцатого столетия, согласно некоторым историкам, составляла четверть или даже треть всей мировой выработки серебра. Однако тот факт, что между 1632-м (Каней 9) и 1636-м (Каней 13) гг. денежные фонды, оставшиеся в наследство от Иэясу, были перевезены из Суруги в Эдо, свидетельствует в пользу того, что бакуфу превысило свои финансовые возможности.
Перевод по: Beatrice M. Bodart-Bailey. The Dog Shogun. The Personality and Policies of Tokugawa Tsunayoshi. - University of Hawai‘i Press • Honolulu (c) 2006 - pp. 183-188
У облюбованной мною Bodart-Bailey разбор проблемы вылился в довольно интересное исследование о финансовой практике Японии эпохи Эдо. Как формировался бюджет бакуфу? Как он тратился? Какова была денежная масса в Японии эпохи Гэнроку, и как она была обеспечена товарами? Откуда брался металл? Кому было дозволено чеканить монету? Эти и другие интересности - в 13-й главе ее монографии о Цунаёси.
В предыдущем посте по ее материалу я делала что-то вроде конспекта, сейчас выкладываю просто перевод. Прошу извинить за возможные корявости. Также я оставила в скобках оригинальные названия, когда не была уверена в правильности транскрипции.
Beatrice M. Bodart-Bailey. The Dog Shogun. The Personality and Policies of Tokugawa Tsunayoshi. - Ch.13 Finansial matters. - 1
ФИНАНСОВЫЕ ОСНОВЫ БАКУФУ
Первый сёгун, Иэясу, скопил значительные богатства, которые стали финансовым основанием бакуфу. Конфисковав земли побежденных противников, Иэясу создал из них т. н. тенрё (tenryô ), или тёкацурё (chokkatsuryô ) - земельные территории, находящиеся под непосредственным контролем и управлением бакуфу. После битвы при Осаке (1615) эти земли приносили примерно 2,300,000 коку, обеспечивая, таким образом, администрацию стабильным доходом.
Еще одним источником доходов Иэясу было участие в торговле, как внутренней, так и зарубежной. Но крупнейшим источником его богатства считаются золотые и серебряные рудники. Некоторые ученые утверждают, что система бакуфу вообще не могла бы функционировать без богатств, полученных из шахт в первой половине семнадцатого столетия.
Горное дело упоминается в японских источниках еще с седьмого века, но только к середине шестнадцатого столетия были созданы методы, позволившие адекватно разрабатывать полезные ископаемые. С конца периода Асикага стало очевидно, что право собственности на шахты было важным фактором в определении политического господства. В 1589 г. (Тэнсё 17), через год после чеканки большой золотой монеты "Тэнсё Обан", Тоетоми Хидэёси начал конфисковывать рудники и объявил их "тенка-но яма" - правительственной собственностью. Оправданием служило то, что, принимая на себя ответственность за денежно-кредитную систему, центральное правительство нуждается в металле для чеканки монеты.
Утвердив свое господство над политическим наследием Хидэёси, Тоетоми Иэясу также объявил все рудники страны своим владением. Кроме того, Иэясу посчастливилось найти талантливого администратора в лице Окубо Нагаясу (1545–1613), который путем введения западных методов амальгамирования и новых методов управления значительно увеличил объемы производства. Таким образом, обильные месторождения золота и серебра в Садо и столь же богатые серебряные рудники в Ивами и Идзу перешли под контроль Иэясу и надзор Нагаясу в 1601 г. (Кэйтё 6). Под эффективным управлением последнего рудники только в Садо вырабатывали не менее 60 млн. кан серебра в год за первые 12 лет XVII в., а наибольшая годовая добыча составила 100 млн. кан в 1602 г. (Кэйтё 7).
Во второй половине 17 века иностранным визитерам, таким, как голландцы, было предписано обязательное посещение самых знаменитых храмов Киото, в том числе храма Большого Будды в Хокодзи, извечного соперника храма в Нара, чтобы они увидели богатство и культуру Японии. Во времена Иэясу, однако, предметом гордости страны были шахты. Когда вице-архиепископ (vice provincial) иезуитов, Франциско Пасио (Francisco Pasio), вместе со спутниками посетил Иэясу в 1607 г., тот настоятельно приглашал их осмотреть на пути в Эдо рудники в Изу. Когда в 1609 г. иезуит Жоао Родригес (João Rodrigues) посетил Суругу, он записал, что казначей Иэясу только что окончил подсчет хранящихся там слитков, и что только одного серебра там до 83 млн таэлей и его количество все возрастает. Поскольку в то время еще не сложилось единой и последовательной терминологии и валютного курса, трудно определить, чему это равнялось. Если считать таэль равным 10 моммэ, при 60 моммэ в 1 рё, это составит около 14 млн. рё. Обеспечение Японии драгоценными металлами, по впечатлениям иностранцев, было экстраординарным. Испанский купец Бернардино де Авила Гирон (Bernardino de Avila Girón), который жил в Японии в начале семнадцатого века, писал: "Там повсюду рудники с металлом очень высокого качества, золотая руда настолько богата, что они получают десять таэлей золота на каждую лопату. Также есть много меди и железа, которые извлекаются очень легко".
После своей смерти в 1919 г. Иэясу не оставил потомкам полного реестра своего состояния. Сопоставляя данные разных источников, ученые считают, что наследство Иэясу составляло около 2 млн. рё, не считая ценных вещей и товаров. И это только то, что хранилось в Суруге. Его приемник Хидэтада сначала вознамерился разделить эти деньги между тремя родственными кланами (Three Related Houses), считая, что у него есть достаточный финансовый резерв в Эдо. Только после предостережения Хонды Масадзуми было решено раздать по 300.000 рё даймё Овари и Кии и 150.000 рё дайме Мито. Остальное осталось в Суруге в резерве. Учитывая слова Хидэтады о том, что ему не нужны деньги из Суруги, Цудзи Тацуя считает, что в Эдо хранилось около 4 млн. рё, а общая сумм наследства Иэясу составляла около 6 млн. рё. Однако нет никаких причин считать, что средства, хранящиеся в Суруге, не были только малой частью суммы, хранившейся в Эдо.
ЭКСТРАВАГАНТНОСТЬ ТРЕТЬЕГО СЁГУНА И ФИНАНСОВЫЕ ТРАТЫ
По подсчетам исследователей, по смерти Хидэтады в 1632 г. его наследство составило примерно 3,5 млн. рё. Третий сёгун, Иэмицу, похоже, не считал себя стесненным в средствах - после смерти отца он раздал 600.000 рё из его наследия, одарив около 6 тыс. человек. Выплаченные суммы колебались от 2.000 золотом и 10.000 серебром для Тофукумон-ин, дочери Хидэтады, отданной в супруги императору Гомидзино-о, до мелких подарков личным слугам, носившим сандалии покойному сёгуну.
За двадцатилетнее правление Иэмицу государственные расходы достигли пика. Не сохранилось полных записей правительственных расходов, но щедрые траты третьего сёгуна отражены во многих документах. Самым известным из его проектов стало восстановление храма Тёсёгу (Tôshôgû ) в Никко, где в 1617 г. был захоронен первый сёгун; Иэмицу превратил его в богато украшенный мавзолей, которым восхищаются и сегодня. Куда менее широко известно, что бакуфу дополнительно возвело по стране примерно 13 малых храмов Тёсёгу. Наиболее роскошным был Тёсёгу второй крепостной стены Эдосского замка, строительство которого было начато в 1636 г. (Каней 13). В 1640 г. (Каней 17) Иэмицу также начал расширять изначальный Тёсёгу в Куносане, в Суруге. Наконец, в 1650 г. (Кеян 3), за год до смерти, Иэмицу отдал приказ о возведении Тёсёгу в Тоёйдзан Канейдзи (Tôeizan Kaneiji) в Уэно. Сверх того, он завещал похоронить себя в Никко, обременив, таким образом, бакуфу расходами на новое строительство.
Стоимость строительства так называемого Каней Тёсёгу (Kanei Toshogu) в Никко составила в то время более 578.000 рё. И это были первые траты на то, что в будущем создавало постоянный отток финансов из бюджета бакуфу. Роскошные строения, украшенные дорогостоящим резным деревом, лаком и росписями, требовали постоянного технического обслуживания и частого ремонта. Пожары, землетрясения и даже крысы брали свое. Ко времени правления Цунаёси поминальный комплекс простоял уже 50 лет и требовал капитального обновления. Свыше 62% всех государственных расходов на храмовый ремонт в годы Гэнроку 1-9 (1688-1696 гг.) шло на комплекс Тёсёгу в Никко. С учетом расходов на содержание и ремонт Тёсёгу в Куно, расходы составляли 65%. В 1685 г. (Дзёкюё 2) дополнительные средства были выделены в связи с пожаром, от которого пострадал мавзолей и прилегающие кварталы.
Материал, собранный исследователем Оно Мидзуо (Ôno Mizuo), показывает, что правительство Гэнроку было обременено чрезвычайно напряженным ремонтным графиком в храмовых и иных зданиях за пределами Эдо. Помимо Никко, в поновлении нуждались как замки в Синпу (Sunpu), Нидзё и Осаке, так и обширные храмовые комплексы в Ацута и Исэ. В первой половине 17 века, когда финансовое положение бакуфу оставалось стабильным, ремонтные траты еще не имели негативных последствий. Ко времени правления пятого сёгуна, однако, они стали основной расходной статьей правительства. Анализируя показатели за 1686 г. (Дзёкюё 3), Оно рассчитал, что строительные затраты составили 31,87% от бюджета. Цунаёси традиционно критиковали за большие траты на культовые здания, забывая при этом, что традиция обязывала его поддерживать наследие предшественников.
Бум религиозного строительства обязал последующих сёгунов содержать массу обслуживающего храмы духовенства, а также регулярно участвовать в богослужебных церемониях. Иэмицу совершил одиннадцать официальных паломничеств в Тёсёгу в Никко. Ко времени пятого сёгуна стоимость одного такого паломничества составляла 100.000 рё. Цунаёси выразил желание посетить Никко где-то два года спустя после начала правления, однако, учитывая плохие урожаи текущих лет, был вынужден отложить паломничество. Тринадцать лет спустя у правительства по-прежнему не было на это денег. Сёгун посетил мавзолей в сопровождении старшего брата весной 1663 г. (Канбун, 3), но так и не смог почтить главную святыню токугавского клана официальным торжественным визитом. Однако в Никко постоянно сменялись официальные представители сёгуна, и их содержание тоже требовало денег.
Еще одним опустошительным для бюджета предприятием стала знаменитая двухмесячная поездка Иэмицу в Киото и Осаку в 1634 г. (Каней 11), в сопровождении процессии из 307.000 человек. Это было последнее и самое дорогостоящее посещение сёгуном столицы (в двух предыдущих Иэмицу сопровождал отца, второго сёгуна Хидэтаду). Записей расходов не сохранилось, но уже один факт, что жителям Киото и Эдо Иэмицу роздал 10.000 кан серебром, показывает, что сёгун не стеснялся в расходах. Подарки также раздавались в Сакаи и Осаке. Содержание императорскому двору было увеличено втрое, и даже мелким кугё было гарантировано увеличение дохода. Некоторые историки полагают, что три путешествия Иэмицу стоили по миллиону рё каждое; это при том, что впоследствии подавление восстания в Симабара обошлось казне в 400.000 рё.
Также бакуфу проявляло отеческую щедрость в отношении фудай-даймё и непосредственных вассалов. За 1635 г. (Каней 12) им ушло 508.700 рё, хотя в то же самое время правительство призывало их к бережливости.
Про Иэмицу говорят, что тот был неспособен к "простой арифметике" и не имел никакого понятия о стоимости денег, говоря, согласно одному анекдоту, что нехорошо им "пылиться в сундуках". Некоторое легкомыслие, которое он проявлял в финансовых вопросах, проявляется также в бюрократической системе, созданной под его администрацией. Я, однако, думаю, что соглашаться с такой точкой зрения - значит недооценивать политическую дальновидность Иэмицу.
После смерти Хидетады в 1632 г. (Каней 9) сёгунат вступил в новую политическую фазу. До того правление Токугава опиралось на принцип двойного авторитета. Всего через два года после того, как Иэясу стал сёгуном, он сложил с себя полномочия и официально передал титул своему сыну Хидэтаде, образовав, таким образом, систему двойного контроля. Хидетэда тоже передал титул старшему сыну на ранних годах правления, поддержав традицию. После смерти Хидэтады в первый раз этот порядок был нарушен, поскольку у Иэмицу ко времени занятия должности сёгуна еще не было детей. Неурожаи начала 1630-х гг., вызванные стихийными бедствиями, повлекли декадой позднее голод, известный как Голод эпохи Каней, создавший нестабильность во всех слоях общества. Тогда действия Иэмицу, в подобных условиях попытавшегося "трансфигурировать", если воспользоваться термином Германа Умcа (Herman Ooms), свои богатства в авторитет власти, приобретают политический смысл. Подобно своему младшему современнику - французскому Королю-Солнцу Людовику XIV - Иэмицу использовал имевшиеся в его распоряжении средства для демонстрации своей мощи и превосходства. Шествуя из Эдо в Киото со свитой, численность которой трижды превосходила число воинов всех армий, участвовавших в битве при Секигахара, и щедро одаряя участников процессии, Иэмицу не оставлял ни в ком сомнений, какие силы способно собрать бакуфу в случае необходимости. Широкомасштабное храмовое строительство и пышные религиозные церемонии в честь основателя династии служили тем же целям.
В отсутствие детального бухгалтерского учета и финансовых прогнозов Иэмицу, скорее всего, полагал, что бюджет способен выдержать такие траты. В конце концов, добыча японских шахт в начале семнадцатого столетия, согласно некоторым историкам, составляла четверть или даже треть всей мировой выработки серебра. Однако тот факт, что между 1632-м (Каней 9) и 1636-м (Каней 13) гг. денежные фонды, оставшиеся в наследство от Иэясу, были перевезены из Суруги в Эдо, свидетельствует в пользу того, что бакуфу превысило свои финансовые возможности.
Перевод по: Beatrice M. Bodart-Bailey. The Dog Shogun. The Personality and Policies of Tokugawa Tsunayoshi. - University of Hawai‘i Press • Honolulu (c) 2006 - pp. 183-188